Кто сказал кто ясно мыслит тот ясно излагает. Кому и Зачем данный курс будет интересен. Кто ясно мыслит тот ясно излагает Кто ясно мыслит тот излагает автор

4 Qui non labōrat, non mandūcet

Кто не работает, тот да не ест.

Парафраза текста 2 Послания ап. Павла к Фессалоникийцам, 3.10.

Выражение употребляется в переводе на новые языки для формулировки одного из принципов социалистического общества.

Буржуазия срывает твердые цены, спекулирует хлебом, - разрушает хлебную монополию и правильное распределение хлеба, разрушает взяткой, подкупом, злостной поддержкой всего, что губит власть рабочих, добивающуюся осуществить первое, основное, коренное начало социализма: "кто не работает, тот да не ест". "Кто не работает, тот да не ест" - это понятно всякому трудящемуся. С этим согласны все рабочие, все беднейшие и даже средние крестьяне, все, кто видал в жизни нужду, все, кто жил когда-либо своим заработком. (В. И. Ленин, О голоде (письмо к питерским рабочим). )

Молодой человек, - сказал архидьякон, - во время последнего выезда короля в город у одного из придворных, Филиппа де Комин, на попоне лошади был вышит его девиз: qui non laborat, non manducet. Поразмыслите над этим. Опустив глаза и приложив палец к уху, школяр с сердитым видом помолчал минуту. Внезапно , с проворством трясогузки , он повернулся к Клоду : Итак , любезный брат , вы отказываете мне даже в одном жалком су , на которое я могу купить кусок хлеба у булочника? - Qui non laborat , non manducet . (Виктор Гюго, Собор Парижской богоматери. )

5 Ubi emolumentum, ibi onus

"Где выгода, там и бремя", т. е. права влекут за собой обязанности.

Юридическое правило, восходящее к римскому праву.

Казалось бы идеальное требование правды состоит в том, чтобы права соответствовали обязанностям. По римскому изречению ubi emolumentum, ibi onus, кто имеет права, тот должен нести и обязанности, и наоборот, на кого возлагают обязанности, тому должны быть предоставлены и права. (Б. Н. Чичерин, Курс государственной науки. )

6 Ultima ratio regis

"Последний довод короля", "Последнее средство короля".

Надпись на французских пушках, выполненная при Людовике XIV по повелению кардинала Ришелье (чеканилась до 1790 г., когда этот обычай был отменен по постановлению Национального Собрания).

Позднее такая же надпись была выполнена на прусских пушках по приказу короля Фридриха II.

Мы с каждым днем наблюдаем не только все более грозные симптомы столкновений между правителями и их подданными, между государством и обществом, между различными классами, но и столкновения между существующими державами друг с другом, которые постепенно достигают такого напряжения, когда остается только извлечь из ножен меч и прибегнуть к ultima ratio государей. (К. Маркс, Революция в Китае и в Европе. )

Когда [ Николай I ] увидел бесполезность переговоров с бунтовщиками чрез Якубовича, когда военное красноречие Милорадовича для убеждения непокорных кончилось его смертью и когда даже архипастырская проповедь была встречена общим смехом - он заставил говорить ultima regis. Картечь, навалив груды невинного народа, - собралась и до наших краев. (М. А. Бестужев, Записки. )

Их [ рабочих ] всеми силами стараются убедить в противном [ в разумности обмена десяти часов труда на плату, эквивалентную только 8 или 6 часам труда ] и если этой цели не достигают рассказы мисс Мартино, то помогает ultima ratio regis. (Г. В. Плеханов, Экономическая теория Карла Родбертуса-Ягецова. )

В громадной части Европы господствует еще принцип абсолютизма, согласно которому и земля и люди - собственность монарха, и собственностью этой завладевают, пустив в ход ultima ratio regis, пушечное право. (Генрих Гейне, Лютеция. )

"Гражданское равенство" могло бы быть теперь в Германии, так же, как некогда во Франции, первым лозунгом революции, и кто любит отечество, тот, конечно, не должен медлить, если желает посодействовать тому, чтобы спорный вопрос "о дворянстве" был улажен или решен посредством спокойного обсуждения, раньше, чем вмешаются неуклюжие диспутанты со слишком решительными доказательствами, с которыми не смогут справиться ни цепкие силлогизмы полиции, ни самые меткие доводы пехоты и кавалерии, ни даже ultima ratio regis, которое может легко превратиться в ultimi ratio regis. [ довод последнего короля. - авт. ] (Он же, Предисловие к книге "Кальдорф о дворянстве в письмах к графу М. фон Мольтке. )

□ В сквере, под сенью крепостной стены, увидел я пушки с надписью на стволе по-французски. [ Ошибка В. Сафонова. - авт. ] А перевод звучит так: "Последний довод королей". Выходит, это они, пушки - последний довод? - Обрати внимание, -заметил Георгий Федорович Николаев, изумительный знаток родного края. И уточнил, что плененные эти пушки принадлежали Наполеону, мощь армии которого, как известно, растаяла здесь, на старой смоленской дороге. (Валентин Сафонов. Слово о войне и мире. )

7 Bis dat, qui cito dat

кто быстро дает, тот дважды даст; вдвойне дает тот, кто даст быстро (Публилий Сир)

8 FALSUM (FALSE)

Ложный, ошибочный, неправильный. Одно из доказательств существования человека. По Августину, «если я обманываюсь, то поэтому уже существую. Ибо кто не существует, тот не может, конечно, и обманываться; я, следовательно существую, если обманываюсь» (Августин. О Граде Божием. Т. 2. С. 217). По Боэцию, ложное мнение возникает тогда, когда понимание вещи создается «не так, какова вещь в действительности... Ложное мнение, вовсе не являющееся пониманием, возникает только там, где имеет место соединение» (Боэций. Комментарий к Порфирию // Боэций. Утешение философией. С. 26). См. CONJUNCTIO. По Фоме, о ложности вещи можно говорить тогда, когда «то, о чем говорится, является тем, чего нет, и есть не то, что должно быть» (Thomas Aquinas. Sum. Theol. I, q. 17, a. 4 concl.). Ср.: ERROR.

9 Кто раньше по времени, тот прежде по праву

т. е. кто явился раньше, пользуется законным преимуществом

Qui prior est tempore, potior est jure

10 Блажен тот, кто вдали от дел...

11 Вдвойне дает тот, кто дает быстро

12 Дважды побеждает тот, кто, одержав победу, побеждает и себя

Bis vincit, qui se vincit in victoria

13 Жизнь легко презирать, когда очень трудно живется, Мужествен тот, кто сумел добрым в несчастии быть

Rebus in angustis facile est contemnere vitam, Fortiter ille facit, qui miser esse potest

14 Искренно горюет тот, кто горюет без свидетелей

Ille dolet vere, qui sine teste dolet

15 Кто везде, тот нигде

16 Кто доказывает слишком много, тот ничего не доказывает

Qui nimium probat, nihil probat

17 "Кто молчит, тот рассматривается как согласившийся"

18 Кто первый выдвигает обоюдоострый довод, тот обращает его против себя

Commune qui prior dicit, contrarium facit

Кандидат физико-математических наук, доцент кафедры физики Северо-Казахстанского государственного университета. Основная дисциплина, которую преподаёт студентам-физикам — «Электричество и магнетизм».

Детство

Родился я в городе Петропавловске в 1956 году. В Северный Казахстан родители-юристы приехали на освоение целины: папа тогда работал в облисполкоме, а мама — на заводе исполнительных механизмов («ЗИМ») юрисконсультом. Жили мы в однокомнатной квартирке в двухэтажном двухподъездном домике, в городском районе, который находился в Рабочем посёлке и назывался «Холодильник». Почему он так странно назывался, я не знал, пока недавно на одном из петропавловских форумов ни прочитал версию по этому поводу, что «…до массового появления холодильного оборудования там зимой намораживали лёд и засыпали опилками. А всё лето продуктовые склады, магазины, больницы и прочие потребители «холода» его оттуда черпали».

Мне было годика два-три, может быть, четыре. Помню красивые пластмассовые ножницы — конечно, детские. Они мне почему-то дико нравились, но более старший мой товарищ, живший в нашем подъезде, их то ли у меня отобрал, то ли украл, а потом сломал. Помню, что я сильно плакал из-за этого, и это было моё первое яркое воспоминание из детства и, наверное, первое запомнившееся горе.

Потом был переезд нашей семьи на улицу Горького. Мы стали жить в двухкомнатной квартире в одноэтажном домике на двух хозяев, ровно на том месте, где сейчас находится Дворец спорта. Одними из наших соседей была семья Анисимовых, у них были две дочки: младшая Люда и старшая Ира. Девочки были старше меня лет на пять. Они взяли надо мной «шефство», и я был у них учеником, которого они с пяти лет учили читать. Первая моя книжка — это «Солнечный денёк» Воронковой с рассказами о девочке и её приключениях в деревне. Ближе к школе я читал достаточно много и бегло. Как мне казалось, читал лучше взрослых.

Начальная школа

В 1963 году я пошёл в первый класс школы № 10 имени Крупской. Она размещалась в Петропавловске в старых зданиях на пересечении улиц Горького и Челюскина. Основное здание было двухэтажным, а «начальники» учились совсем рядом, в одноэтажном.

Помню, что 1 сентября мама привела меня в школу, как положено, с большим букетом цветов. Сел я за школьную парту и стал её изучать. Парта была совершенно не такой, как хорошо знакомые мне столы и стулья. Одна парта предназначалась для двух человек. Сиденье было прикреплено к столу, и они составляли единое целое. Столешница парты находилась под наклоном, а на ней — продолговатые желобки для ручек и карандашей и круглое углубление для чернильницы. Обе крышки парты откидывались на шарнирах вперёд так, что было очень удобно и сидеть за партой, и вставать, не мешая своему соседу. К тому же, когда крышка парты открывалась, она громко и весело хлопала. Всё это мне понравилось.

” «Чистописание» — это был такой отдельный школьный предмет, и уроки чистописания проходили у нас каждый день.

На передней стене класса висела доска с поверхностью из темно-коричневого линолеума, на которой писали белым мелом. Часть доски была с разлиновкой под письмо, и там учительница писала нам буквы, а другая часть доски была с клеточками, там писались цифры. Ненужное стиралось мокрой тряпкой.

Так началась моя учёба: чтение, письмо, счёт. С чтением у меня никаких проблем не было, а вот писать я не умел. Письму научился уже в школе, на уроках чистописания.

Чистописание в школе

«Чистописание» — это был такой отдельный школьный предмет, и уроки чистописания проходили у нас каждый день. Все ученики имели свои прописи с образцами каллиграфически написанных букв и слов. В этих прописях мы учились красиво писать по образцам. Кроме прописей, были ещё и специальные тетради по чистописанию. Они были разлинованы особым образом, с тонкими и частыми наклонными линиями. В тетрадях образцов письма не было, и нужно было стараться красиво писать самим.

Сначала нас учили писать простым карандашом. Мы писали палочки, ставили точечки, потом писали палочки по точечкам, рисовали какие-то фигурки, квадратики, кругляшки, закорючки. Всё надо было рисовать и писать очень аккуратно, учительница строго за этим следила.

Потом мы перешли на перьевые ручки с деревянным корпусом и металлическими перьями, которые нужно было макать в чернильницы-непроливайки. Такая чернильница стояла на парте в круглом углублении, оно специально предназначалось для чернильниц. Непроливайки были удобны тем, что их воронка не позволяла чернилам выливаться при наклоне или переноске. Но в то время, когда я учился, чернильницы мы домой не носили, а оставляли их в школе. Дома чернильницы у всех были свои.

Что касается вставлявшихся в ручки перьев, то помню, что не все они были одинакового качества. Вероятно, перья были сделаны из разного металла, какие-то перья долго не выдерживали и ломались. Нужно было брать или покупать новые, стоили они тогда копейки. Некоторыми перьями писать было достаточно удобно, но случалось, что они не только карябали, но даже рвали бумагу в тетради.

” Одни элементы букв писались с нажимом, и тогда линия получалась более толстой. Другие элементы писались без нажима, при этом линия в них была тонкой и узкой.

Процесс письма выглядел следующим образом. Сначала нужно было обмакнуть перо в чернильницу, затем избыток чернил слить о внутренний край чернильницы, а потом аккуратно писать. Одни элементы букв писались с нажимом, и тогда линия получалась более толстой. Другие элементы писались без нажима, при этом линия в них была тонкой и узкой. Форменным бедствием были кляксы, когда избыток чернил соскальзывал с пера на тетрадный лист. Приходилось менять лист и переписывать всё написанное ранее.

Проблем с чистописанием у меня не было, я старался учиться на «пятёрки» и «четвёрки». Почерк у меня был красивым, до сих пор сохранились мои старые тетради по письму, которые можно посмотреть. Однако не все ученики писали одинаково красиво: у кого-то по чистописанию были и «тройки».

Новые ручки

Интересно, что наш первый класс был, как тогда говорили, экспериментальным. В то время проводился какой-то городской эксперимент по переходу на новые ручки. Тем детям, которые хорошо писали обычными перьевыми ручками, учительница выдавала новые — автоматические — ручки, или авторучки. Авторучки были предметом невероятной гордости их немногих обладателей (вначале в нашем классе таковых было человек пять-шесть, причём я тоже входил в это число) и жуткой зависти остальных тридцати учеников. Кстати, с течением времени и улучшением качества письма число владельцев авторучек неуклонно росло.

” Тем детям, которые хорошо писали обычными перьевыми ручками, учительница выдавала новые — автоматические — ручки, или авторучки.

Авторучки ручки тоже были перьевыми, но они могли раскручиваться, причём внутри них находились трубочка и пипетка. С помощью пипетки можно было набирать в трубочку большое количество чернил, а потом достаточно долго писать без макания в чернильницу.

Чернила в новых ручках тоже были не такие, как обычно. Когда в новых ручках заканчивались чернила, нужно было поднять руку и спросить: «Можно заправить авторучку?» Когда учительница говорила, что можно, мы с важным видом проходили через класс к шкафу. В шкафу стоял стеклянный флакон со специальными чернилами для авторучек. Мы раскручивали ручки и пипеткой набирали чернила. Эти чернила были тоже фиолетового цвета, но с каким-то более красивым оттенком, чем обыкновенные. Во всяком случае, так нам тогда казалось.

Школьный кошмар

Настоящий кошмар наяву я испытал, учась ещё в первом классе. Дело было так. Учеником я был обязательным, домашние задания делал сам, без помощи родителей. Мама при этом присутствовала, но в процесс не вмешивалась. Каждое утро я, позавтракав, к половине девятого шёл в школу с выполненными ещё с вечера заданиями. И вдруг однажды, сразу же после завтрака, с ужасом понимаю: вчера вечером я совершенно забыл сделать упражнение, которое нам задавали на сегодня… Представить, что я приду в школу с невыполненным домашним заданием, мне было так страшно, как ещё никогда не бывало.

” Не выполнить домашнее задание — для меня это было трагедией.

Что тут началось! Мир рухнул в одно мгновение. Полная паника и жуткая истерика, слёзы и — страшные вопли на всю квартиру. Не выполнить домашнее задание — для меня это было трагедией. Мама была не на шутку напугана, но вовремя вмешался папа: «Да у тебя ещё целых пятнадцать минут до выхода из дома! Начинай делать своё упражнение, ты всё успеешь». Я помню, что был поражён этими словами, ведь пятнадцать минут для меня тогда представлялись ничем, совершенным пустяком, какой-то секундой. «Нет»,- спокойно сказал папа. — Пятнадцать минут — это очень, очень много. Ты только начни, и у тебя всё получится». И точно: стоило мне только, ещё хлюпая носом, начать делать это несчастное упражнение, как — бац! — и я уже его закончил. Выполнил всё правильно и вовремя. Папа был прав: пятнадцать минут — это было очень много.

Идеальный учитель

В начальной школе мы должны были учиться четыре года. Однако в школе № 10 я проучился первый класс и второй класс до зимы. Дело в том, что в 1965 году наша семья снова переехала, на этот раз в район «Черёмушки», и там я перешёл в другую школу —школу № 4. Её двухэтажное здание находилось за телевышкой, на краю обрыва.

Надо заметить, что с первых дней учёбы в первом классе и во все последующие годы я всегда ходил в школу и возвращался из школы сам. Никто меня не провожал и не встречал. Самого понятия, что ходить в школу нужно с сопровождающими, у нас тогда не было. Считалось, что это совершенно безопасно, и в эту школу я тоже ходил без страха.

Меня встретили хорошо, и там я без проблем продолжил учёбу. Видимо, в школах действует какое-то негласное правило, что первое время новенького не спрашивают, поэтому у меня была возможность присмотреться к другим ученикам и привыкнуть к учителю. Моя новая учительница, учитель начальных классов — Тамара Ивановна, была учительницей просто потрясающей. Я видел, что к двоечникам она относилась так же тепло и сердечно, как и к успевающим школьникам. Она понимала их проблемы и подходила к ним с душой и сердцем, по-человечески. Думаю, что она была идеальным учителем!

Школа № 4 была начальной, учёба там продолжалась четыре года, и я проучился в ней два с половиной. После окончания начальной школы нужно было переходить в среднюю.

Письмо в средней школе

Средняя школа — это было совсем другое здание. Средняя школа № 2 имени Кирова находилось на улице Интернациональной. В 1967 году новое здание этой школы только построили, и я пошёл туда в пятый класс. У меня сразу же появилось много новых учителей, а письменные работы приходилось выполнять практически по всем предметам, кроме физкультуры. Особенно много приходилось писать на уроках русского языка, литературы и математики. Средняя школа — это ежедневные письменные работы и в классе, и дома. Сколько же их было! Контрольные, самостоятельные и лабораторные работы, сочинения, изложения и диктанты…

Математику у нас вела замечательный педагог — Людмила Александровна Маркиш. И для укрепления почерка и организации моей учебы в школе мне, как ни странно, помогли именно задачи по математике. Когда я научился оформлять математические задачи, то понял, как писать сочинения по литературе! По сути, сочинение по литературе — это та же задача по математике. В каком смысле? Задача по математике — это «дано», далее — доказательство и вывод — «что и требовалось доказать». У меня точно по такому же принципу строилось любое сочинение по литературе. Например, дано — Анна Каренина. Требуется доказать, что она — хороший человек. Далее идут аргументы, почему это так или же не так. И в конце следует вывод. Такому подходу я научился в математике, но я его применял и к другим школьным предметам. Задача по физике или математике — это ведь тоже некий текст: «Рассмотрим движение автомобиля из точки А в точку Б. Его скорость составляет…» Всё это сначала мысленно формулируется в виде логически правильно построенных предложений, в которые встроены и формулы, а затем записывается словами. И вот тут, конечно, очень важен разборчивый почерк.

” Средняя школа — это ежедневные письменные работы и в классе, и дома.

В средней школе почерк у меня был стабильно хорошим. Но он стал ещё лучше в старших классах, когда начались занятия по черчению. У нас был отличный учитель рисования и черчения Иван Егорович Ващенко. Хотя у него и не было одной руки, но чертил он превосходно и учил этому своих учеников. У него я научился писать каллиграфическим шрифтом, и мне это настолько понравилось, что таким образом я стал оформлять и свои обычные письменные работы. Буквы я стал писать отрывно, каждую по отдельности. Письмо получалось более простым, красивым и достаточно быстрым.

Соревнование по почерку

На третьем курсе педагогического института, во время педпрактики в пионерском лагере «Золотая осень», я познакомился со своей будущей женой Мариной. Мы с ней тогда устроили соревнование по красивому почерку. Она, естественно, ничего этого не помнит, потому что соревнование она проиграла. Дело в том, что там надо было много писать всяких списков детей, и как-то сам собой у нас возник спор о том, кто всех лучше и разборчивей пишет. Она утверждала, что самый лучший почерк у неё, а я с этим утверждением был категорически не согласен. Наши коллеги-студенты дали нам какую-то фразу, которую сначала нужно было написать как можно красивей, а потом передать получившийся результат на коллективное рассмотрение студенческого жюри. И предпочтение отдали мне. Поэтому-то я всю эту историю с почерком и запомнил.

Разборчивый почерк — ясное мышление

Многие задачи по физике мне приходится иллюстрировать какими-то поясняющими схемами и рисунками. И часто взгляд на графику даёт путь к решению. Вообще, процесс решения задач по физике и математике напоминает разгадывание некоей детективной головоломки. Я очень люблю детективы, например, о Фандорине или Каменской, и мне всегда интересен процесс поиска разгадки. Герои детективов очень любят рисовать схемы — графическое видение своих логических рассуждений. Так более чётко понимаешь соотношение между каким-то событиями, явлениями или сущностями, это значительно облегчает построение моделей поиска решений. И подобная визуализация просто немыслима, совершенно несовместима с плохим, невнятным, неразборчивым почерком. Когда вместо разъяснения проблемы получается неразборчивая «каляка-маляка», то путь к решению задачи ещё более запутывается. Плохой почерк не облегчает мышление, а, напротив, его затрудняет, запутывает!

” Плохой почерк не облегчает мышление, а, напротив, его затрудняет, запутывает!

Есть известная максима: «Кто ясно мыслит, тот ясно излагает». Она справедлива и в таком выражении: «Кто ясно излагает, тот ясно мыслит». Это представляется мне справедливым и для письменной речи. Тот, кто ясно излагает свои мысли графически, на письме, кто пишет ясно и разборчиво, тот и мыслит чётко, осмысленно, логически верно. Почерк — это отражение твоей «ясной головы», отражение твоего логического и системного мышления. Если у тебя на листочке бумаги полный сумбур, то и в голове у тебя такая же путаница — это почти на сто процентов! Почти, а не ровно сто, потому что, разумеется, есть очень редкие исключения. Я лично знаю уважаемого профессора, и он пишет, как курица лапой — совершенно ужасным почерком, который мешает другим людям понять его научную писанину. Но замечательным математиком он является не благодаря такому страшному и нечитаемому почерку, а вопреки, наперекор ему!

Почерк как учебное преимущество

Я приветствую, если студенты ведут конспекты лекций. Хороший конспект — это аккуратный почерк, выделение существенного, ясное понимание своих записей. Но я также приветствую, когда студенты пишут к экзаменам и шпаргалки, причём делают это от руки. И тут важно вот что: писать шпаргалки до экзамена надо, но пользоваться ими на экзамене нельзя! Когда я был студентом педагогического института (это было в середине 1970-х), я сам всегда писал шпаргалки — и по математике, и по физике. Писал их, разумеется, чётким и разборчивым почерком. Ведь чтобы написать хорошую шпаргалку, надо, во-первых, прочитать учебник, выделить там главное и — перенести это главное в шпаргалку. Во-вторых, в самой шпаргалке нужно это главное выделить, обозначить графически. Сначала я шпаргалку писал. Затем, при втором её прочтении, брал цветные карандаши и разным цветом обводил самое существенное. Например, формулы я выделял синим цветом, важные определения — красным и.т.д. Помогало это просто колоссально! Когда на экзамене я брал билет, то мне не надо было доставать шпаргалку: она была у меня в голове, я просто мысленно видел её — настолько всё там было чётко написано и ярко обозначено. Некоторые нерадивые студенты сейчас шпаргалки печатают (техника это позволяет), но в этом случае шпаргалка приносит значительно больше вреда, чем пользы.

” Тот, кто ясно излагает свои мысли графически, на письме, кто пишет ясно и разборчиво, тот и мыслит чётко, осмысленно, логически верно.

Моя позиция по почерку в письменных работах абитуриентов и студентов следующая. При проверке работ по физике и математике любые сомнения в написании букв, цифр и формул трактуются мной, как ошибки. И это логически объяснимо. Хочешь, чтобы тебя поняли — пиши чётко и разборчиво! В противном случае, если любая «закаляка» будет трактоваться в пользу ученика, письменные работы превратятся в нечто абсолютно нечитаемое. Мне кажется, что это нормальная точка зрения любого учителя на почерк, будь то почерк школьника или почерк студента.

” Разборчивый почерк — это преимущество в учёбе и жизни.

Кто ясно мыслит, тот ясно излагает. Учитесь ясно излагать, дамы и господа. Поучительная глава из книги Ричарда Фейнмана. В начале пятидесятых меня на какое-то время поразила болезнь среднего возраста: я читал философские лекции о науке, - каким образом наука удовлетворяет любопытство, как она дает нам новый взгляд на мир, как она обеспечивает человеку возможность делать разные вещи, как она наделяет его силой, - вопрос же состоит в том, в виду недавнего создания атомной бомбы, нужно ли давать человеку такую силу? Кроме того, я размышлял о связи науки и религии, и примерно в это же время меня пригласили на конференцию в Нью-Йорк, где должны были обсуждать "этику равенства". Подобная конференция уже проводилась для людей постарше, где-то на Лонг-Айленде, а в этом году на нее решили пригласить людей помоложе, чтобы обсудить меморандумы, выработанные на предыдущей конференции. Еще до поездки на конференцию я получил список "книг, которые, по всей вероятности, Вам будет интересно почитать, и если Вы считаете, что другим участникам желательно прочитать какие-то книги, то, пожалуйста, пришлите их нам, мы поместим их в библиотеке, чтобы другие могли их прочитать". И прилагается потрясающий список книг. Я начинаю с первой страницы: я не читал ни одной книги и чувствую себя не в своей тарелке - вряд ли мне стоит ехать. Я смотрю на вторую страницу: не читал ни одной. Просмотрев весь список, я обнаруживаю, что не читал ни одной из предложенных книг. Должно быть, я идиот какой-то, неграмотный! В списке были удивительные книги, вроде труда "О свободе" Томаса Джефферсона, или что-то вроде этого, а также книги нескольких авторов, которых я читал. Там была книга Гейзенберга, одна книга Шредингера, одна книга Эйнштейна, но это были книги вроде "Мои зрелые годы" (My Later Years) Эйнштейна или "Что такое жизнь?" Шредингера - не те, которые я читал. Итак, у меня появилось чувство, что мне это не по зубам и что мне не надо в это влезать. Может быть, я просто спокойно посижу и послушаю. Я иду на первое вводное заседание, на котором какой-то парень встает и говорит, что нам нужно обсудить две проблемы. Первая несколько завуалирована - что-то об этике и равенстве, но я не понимаю, в чем конкретно состоит проблема. Вторая же: "Мы продемонстрируем совместными усилиями, что люди из разных областей могут вести диалог друг с другом". На конференции присутствовали юрист по международному праву, историк, иезуитский священник, раввин, ученый (я) и т.д. Ну и мой логический ум сразу же начинает рассуждать: на вторую проблему не стоит обращать внимания, потому что, если это работает, то оно сработает; а если не работает, то не сработает - не нужно доказывать и обсуждать, что мы способны вести диалог, если у нас нет диалога, о котором мы собираемся говорить! Таким образом, главная проблема - первая, которую я не понял. Я был готов поднять руку и сказать: "Не будете ли Вы так любезны определить проблему поточнее", - но потом подумал: "Нет, я же профан; лучше мне послушать. Я не хочу немедля попасть в переделку". Подгруппа, к которой я относился, должна была обсуждать "этику равенства в образовании". На наших встречах иезуитский священник постоянно талдычил о "разделении знания". Он говорил: "Настоящей проблемой этики равенства в образовании является разделение знания". Этот иезуит постоянно вспоминал тринадцатый век, когда за образование отвечала Католическая церковь и весь мир был простым. Был Бог, и все пришло от Бога; все было организованно. Но сегодня понять все не так легко. Поэтому знание разделилось на отдельные куски. Я чувствовал, что "разделение знания" никак с "этим" не связано, но "это" так и не было определено, поэтому я не видел способа доказать свою точку зрения. Наконец я сказал: "Какая же проблема этики связана с разделением знания?" В ответ я получил клубы тумана и сказал: "Мне не понятно", однако все остальные сказали, что им понятно и попытались объяснить мне, но у них ничего не вышло! Тогда все остальные члены группы попросили меня написать, почему я считаю, что разделение знания не является проблемой этики. Я вернулся в свою комнату и аккуратно, стараясь изо всех сил, записал свои мысли по поводу "этики равенства в образовании" и привел несколько примеров проблем, которые, как мне кажется, мы могли бы обсудить. Например, в том, что касается образования, мы усиливаем различия. Если у кого-то что-то получается хорошо, мы пытаемся развить его способности, что приводит к различиям, или неравенству. Таким образом, если образование увеличивает неравенство, этично ли это? Потом, приведя еще несколько примеров, я написал, что несмотря на то, что "разделение знания" представляет собой трудность, поскольку сложное устройство мира приводит к тому, что многие вещи невероятно трудно изучить, в свете моего определения области этой темы, я не вижу никакой связи между разделением знания и чем-то, более или менее близким тому, что может представлять собой этика равенства в образовании. На следующий день я принес написанное на заседание, и парень сказал: "Мистер Фейнман действительно поднял несколько очень интересных вопросов, которые мы должны обсудить, и мы отложим их в сторону для возможного будущего обсуждения". Они вообще ничего не поняли. Я попытался определить проблему и показать, что "разделение знания" не имеет к ней никакого отношения. И причина, по которой никто ни к чему не пришел на этой конференции, состояла в том, что организаторы не сумели ясно определить предмет "этики равенства в образовании", а потому никто точно не знал, о чем говорить. На конференции был один социолог, который написал работу, чтобы ее прочитали все мы - он написал ее предварительно. Я начал читать эту дьявольщину, и мои глаза просто полезли из орбит: я ни черта не мог в ней понять! Я подумал, что причина в том, что я не прочел ни одной книги из предложенного списка. Меня не отпускало это неприятное ощущение "своей неадекватности", до тех пор пока я, наконец, не сказал себе: "Я остановлюсь и прочитаю одно предложение медленно, чтобы понять, что, черт возьми, оно значит". Итак, я остановился - наугад - и прочитал следующее предложение очень внимательно. Я сейчас не помню его точно, но это было что-то вроде: "Индивидуальный член социального общества часто получает информацию чрез визуальные, символические каналы". Я долго с ним мучился, но все-таки перевел. Знаете что это означает? "Люди читают". Затем я перешел к следующему предложению и понял, что его я тоже могу перевести. Потом же это превратилось в пустое занятие: "Иногда люди читают; иногда люди слушают радио", - и т.д. Но все это было написано так замысловато, что сначала я даже не понял, но, когда, наконец, расшифровал, оказалось, что это полная бессмыслица. На этой встрече произошло всего одно событие, которое доставило мне удовольствие, или, по крайней мере, позабавило. Каждое слово, которое произносил каждый выступающий на пленарном заседании, было настолько важным, что был нанят стенографист, который печатал всю это чертовщину. День, наверное, на второй, стенографист подошел ко мне и спросил: "Чем Вы занимаетесь? Вы, конечно же, не профессор". - Я как раз профессор. - Чего? - Физики - науки. - О! Так вот в чем, должно быть, причина, - сказал он. - Причина чего? Он сказал: "Видите ли, я - стенографист и печатаю все, о чем здесь говорят. Когда говорят все остальные, я печатаю все, что они говорят, не понимая ни слова. Но каждый раз, когда встаете Вы, чтобы задать вопрос или что-то сказать, я понимаю все, что Вы имеете в виду - в чем суть вопроса или что Вы говорите - поэтому я и подумал, что Вы просто не можете быть профессором!" В какой-то момент конференции состоялся особый обед, во время которого глава богословов, очень приятный человек, истый еврей, произносил речь. Речь была хорошей, да и оратором он был превосходным, и несмотря на то, что сейчас, когда я это рассказываю, его основная идея выглядит полным бредом, в то время она казалась совершенно очевидной и абсолютно истинной. Он говорил о колоссальных различиях в благосостоянии разных стран, которые вызывают зависть, которая, в свою очередь, приводит к конфликтам, а теперь, когда у нас есть атомное оружие, какая бы война ни случилась, все мы обречены, а потому правильный выход в том, чтобы прилагать все усилия по сохранению мира, убедившись, что между разными странами не существует столь грандиозных различий, и поскольку у нас в Соединенных Штатах так много всего, мы должны раздать почти все другим странам, пока все мы не сравняемся. Все это слушали, все испытывали желание принести такую жертву, и все полагали, что именно так мы должны поступить. Но по пути домой мой рассудок вернулся ко мне. На следующий день один из членов нашей группы сказал: "Я думаю, что речь, произнесенная вчера вечером, была так хороша, что все мы должны поставить под ней свои подписи и представить ее как резюме нашей конференции". Я начал было говорить, что сама идея распределения всего поровну основана на теории о том, что в мире существует только x всего, что каким-то образом мы сначала отобрали это у более бедных стран, а потому мы должны им это вернуть. Но эта теория не принимает во внимание истинную причину различий, существующих между странами - то есть развитие новых методов выращивания пищи, развитие техники для выращивания пищи и многого другого, и тот факт, что вся эта техника требует сосредоточения капитала. Важно не имущество, которое мы имеем, а способность создать это имущество. Но теперь я понимаю, что эти люда не были учеными; они этого не понимали. Они не понимали технологии; они не понимали своего времени. Конференция привела меня в столь нервное состояние, что моей нью-йоркской знакомой пришлось меня успокаивать. "Послушай, - сказала она, - тебя же просто трясет! Ты уже сошел с ума! Отнесись к этому проще, не надо все рассматривать так серьезно. Отойди на минуту в сторону и трезво оцени ситуацию". Я подумал о конференции, о том, какой это бред, и все оказалось не так уж плохо. Но если бы кто-то попросил меня снова принять участие в чем-то подобном, я бы убежал от него как сумасшедший - никогда! Нет! Точно нет! Но я и сегодня получаю приглашения на подобные сборища. Когда настало время оценить конференцию, все начали говорить о том, как много она дала им, какой успешной она была и т.п. Когда спросили меня, я сказал: "Эта конференция была хуже, чем тест Роршаха: когда тебе показывают бессмысленное чернильное пятно и спрашивают, что, по-твоему, ты видишь, и когда ты им говоришь, что, они начинают с тобой спорить!" Дальше было еще хуже: в конце конференции собирались устроить еще одно заседание, которое в этот раз должна была посетить общественность, и у парня, который отвечал за нашу группу, хватило духа сказать, что поскольку мы столько всего разработали, то времени для публичного обсуждения всего этого не хватит, а потому мы просто расскажем общественности обо всем, что мы разработали. У меня глаза на лоб полезли: я-то считал, что мы ни черта не разработали! Наконец, когда мы обсуждали вопрос о том, разработали ли мы способ ведения диалога между людьми разных специальностей, - что было нашей второй главной "проблемой", - я сказал, что заметил кое-что интересное. Каждый из нас говорил, о том, что мы думаем по поводу "этики равенства" со своей колокольни, не обращая никакого внимания на то, что думают другие. Например, историк говорил, что проблемы этики можно понять, если заглянуть в историю и посмотреть, как они появились и развивались; юрист-международник говорил, что для этого нужно посмотреть, как фактически вели себя люди в различных ситуациях и как они приходили к каким-то соглашениям; иезуитский священник все время ссылался на "разделение знания"; я же, как ученый, предложил сначала выделить проблему подобно тому, как поступал Галилео, проводя свои эксперименты, и т.д. "Таким образом, на мой взгляд, - сказал я, - диалога у нас не было вообще. У нас не было ничего, кроме хаоса!" Конечно все тут же начали на меня нападать. "А Вы не думаете, что из хаоса может возникнуть порядок?" - Ну, да, в общем случае, или... - Я не знал, что делать с вопросом вроде "Может ли из хаоса возникнуть порядок?" Да, нет, ну и что из того? Эта конференция просто кишела дураками - высокопарными дураками, - а высокопарные дураки вынуждают меня просто лезть на стену. В обычных дураках нет ничего страшного; с ними можно разговаривать и попытаться помочь. Но высокопарных дураков - дураков, которые скрывают свою дурость и пытаются показать всем, какие они умные и замечательные с помощью подобного надувательства - ТАКИХ Я ПРОСТО НЕ ВЫНОШУ! Обычный дурак - не мошенник; в честном дураке нет ничего страшного. Но нечестный дурак ужасен! И именно это я получил на конференции: целый букет высокопарных дураков, что меня очень расстроило. Больше я так расстраиваться не хочу, а потому никогда не буду участвовать в междисциплинарных конференциях. - «Вы, конечно, шутите, мистер Фейнман!»

Кто ясно мыслит

Надо иметь что сказать, и надо сказать это как можно яснее, – вот и весь секрет хорошего стиля.

Мэтью Арнолд (1822–1888), английский поэт и критик

Ясный стиль – вежливость литератора.

Жюль Ренар (1864–1910), французский писатель

Кто ясно мыслит, ясно излагает.

Никола Буало (1636–1711), французский поэт

У тех, кто пишет ясно, есть читатели, а у тех, кто пишет темно, – комментаторы.

Альбер Камю (1913–1960), французский писатель

Смутно пишут о том, что смутно себе представляют.

Михаил Ломоносов (1711–1765), ученый, поэт

Есть даже такие, кто нарочно старается быть темным. Отсюда родилась замечательная похвала: «Это прекрасно: я и сам ничего не понял».

Квинтилиан (ок. 35-ок. 96), римский учитель красноречия

Самый подходящий момент начать статью наступает, когда вы ее успешно закончили. К этому времени вам становится ясно, что именно вы хотите сказать.

Марк Твен (1835–1910), американский писатель

Некоторые книги были бы гораздо более ясными, если бы их не старались делать столь ясными.

Иммануил Кант (1724–1804), немецкий философ

Простота труднее всего на свете. Это крайний предел опытности и последнее усилие гения.

Жорж Санд (1804–1876), французская писательница

Писать просто и ясно так же трудно, как быть искренним и добрым.

Сомерсет Моэм (1874–1965), английский писатель

Для одних стиль – это сложный способ говорить о простом, для других – простой способ говорить о сложном.

Жан Кокто (1889–1963), французский драматург

Все, что обычно, – просто; но не все, что просто, – обычно. Оригинальность не исключает простоты.

Дени Дидро (1713–1784), французский философ-просветитель

Он научился выражать свои мысли, – но с тех пор ему уже не верят. Верят только заикающимся.

Фридрих Ницше (1844–1900), немецкий философ

Сегодня, хочу побурчать немного о педагогике, школе, социологии и все на примере.

Постараюсь не занудствовать и не сильно надувать щеки, изображая из себя Отца Русской Демократии, Матерь Всех Драконов, Надежду Константиновну Крупскую.

Читать с выражением, как в начальной школе.

Сразу предупреждаю, что фундаментальных знаний в этих областях у меня нет, но есть некий опыт (который, сын ошибок трудных и может, и сидит где-то рядом с гением и парадоксом, на одной лавочке. Кто знает. Всё может быть)

Школа, сегодня представляет некий симбиоз старого мира старых преподавательских программ, установок, мировоззрения и ворвавшийся в наш мир стремительным домкратом капитализмом, прелести которого не все смогли оценить в полной мере, памятуя вызубренные назубок в четвертом классе, заветы дедушки Ленина.

От этого, в головах некоторых преподавателей, возникает когнитивный диссонанс.

Почему у преподавателей, а не родителей, в большинстве своем? Потому как преподаватели, процентов на 60 состоят из вполне уже сформировавшихся учителей, имея за плечами огромный багаж социалистического воспитания и учения (вспомним прЭлЭсный предмет-"История КПСС")

Родители же, в большей своей массе, представляют уже поколение 90-х, когда Меченый развалил и положил в гроб, а Елкин, взял большие гвозди "соточку" и забил по периметру, и на весь народ одновременно.

И получился, вот такой диссонанс. Требования, которые не нужны. Знания, которые не будут использованы, но обязательны к изучению. Я не говорю, сейчас, о фундаментальных науках. Слава богу, что Эвклида, Лобачевского и Ньютона с Бойлем-Мариоттом, никто переплюнуть ещё не смог. Но доносить труды сих мужей, стало гораздо сложнее из-за некомпетентных специалистов и обкромсанной школьной программы. Она напоминает мне инвалида от рождения, которому природа забыла положить часть важных органов в комплект.

Некий педагог решил водрузить на свою голову лавровый венок и звание "самый умный учитель N-ской школы".

Придумал программу. И решил донести её в массовое сознание учащихся.

Ничего не предвещает как бы, согласны? И понес, как курица наседка, целую корзину яиц.

То, что данная "программа" может быть установлена только на Win"96, а другие ОС, её технические характеристики не могут поддержать из-за устарелого софта, это, до славного преподавателя не доходит.

У неё дома стоит девяносто шестой и никаких гвоздей. То, что она с дозволения школы, но не потрудившись залицензировать своё детище, ставит за знание своего воспаленного мозга оценки, которые потом повлияют на аттестацию школьников, это в голову дамы приходит, но видимо как-то вскользь и она не рассматривает никаких альтернативных вариантов.

Она -- горда! Она написала Программу и владеет Ключами (пересмотрела трилогию "Матрица" сто раз и сделала её своим "настольным пособием") и именно по ней учится молодая поросль, и именно благодаря ей они за секунды, как любимый Нео, должны вбивать формулы в всплывающие окошки, а если не получается, то дама с гордо поднятой головой и садистким удовольствием, ставит двойки.

Да, вся эта программа по сути своей тест, на вопросы которого выделяется ровно тридцать секунд и при помощи стрелочек на клавиатуре надо выбрать ответ или вписать его, не пользуясь "Num Lock", ибо она сама и лично, так не делает, а значит это -- неправильно.

Эта программа учит думать? Нет. Это программа прекрасно развивает реакцию, как у подопытных кроликов на морковь, за бездумно вызубренный материал. А как эти формулы применяются в жизни? Почему и от чего?

И самый прекрасный предмет Физика, превращается, в Дазадолбалаонаменяоцатакая. Отношение к преподавателю и её программе, накладывается на предмет и на выходе, предел стремится к нулю.

Гордый педагог в угоду своим амбициям, портит детей отбивая одновременно и у родителей, желание учится, повторять и развиваться.

У меня есть с ней одна переписка, которую я храню на всякий случай, как очень сильный аргумент вопиющей некомпетентности, но когда-нибудь, когда отрок закончит школу, я обязательно её выложу на всеобщее обозрение. Слез не надо. Это просто к пониманию того, что дама не владеет даже элементарным талантом, донесения информации. "Кто ясно мыслит, тот ясно излагает", над этим тезисом современные педагоги, больше не заморачиваются. Отработать часы, получить бонусы за свои выкрутасы, можно поунижать школьников, если они вдруг напоминают пропойцу супруга и выместить свою обиду на них, ибо супруг даст в лоб.

Или похуже.

Почти 90% преподавателей, естесссно, женщины, которые понабрали себе максимальное количество часов, для выведения хотя бы средней зарплаты и им глубоко равнобедренно, на то доброе и вечное, которое они по определению товарища Макаренко, должны нести детству и юности.

И получается -- Ахтунг! и очень глубокий, и дурно пахнущий. Министр Образования делает начальственно-умное лицо и несет в массы свою Мысль, которая растекается по древу, только от одного её упоминания.

Родители, кто по сообразительней, достают из сундуков старые учебники, не выброшенные зачастую лишь из-за ностальгии и переквалифицируются в управдомов в физичек, химичек и русичек. И это не оскорбительные названия преподавателей. Это -- краткие причастия, обозначающие предмет вожделения, преподающих. И вот, во всем этом винегрете, смешиваются люди, кони, дети, предметы, дневники, программы, оценки и обязательная уборка класса.

Да! Ещё выезд на природу в сентябре, для укрепления корпоративного духа и участие в Крестных Ходах, во имя каких-то почивших давно в бозе, государственных деятелей прошлого и просто, видимо богоугодных людей.

И по пробуй не приди! Мероприятие обязательное для всех, избавить от которого, может лишь справка об очень плохом самочувствии и высокой, более 38 градусов (не меньше!!) температуре тела...

Вот. Вот так они и жили. Спали врозь, а дети были...